IV.ВИНОВЕН В ЛЮБВИ
* * *
Что грозит мне на свете —
распятие, плаха, тюрьма?..
Только знаю одно —
справедливою будет расплата.
Я виновен в любви,
как виновна в метелях зима,
Как и горечью — море,
и хвоей сосна виновата.
Это столь же преступно,
как ночью дудеть на трубе.
Пробуждая людей
от заслуженных, благостных снов их.
Я виновен в любви,
и вину мне не спрятать в толпе.
Потому что толпа —
в основном из, увы, невиновных.
А мораль и рассудок
следят неотступно за мной,
Подловить на крамоле
стараются всяко и разно.
Им никак не докажешь,
что я — не рассадник чумной,
Что зараза моя,
к сожаленью, не очень заразна.
Есть Акунин и водка,
есть бизнес, и фитнес, и секс
Я ж виновен в любви —
значит, белой вороны чернее.
Час настанет вот-вот
на скамью подсудимую сесть,
И надежное алиби
я предъявить не сумею.
Свой вердикт нехороший
присяжные мне изрекут —
Потребители СМИ и «Тойоты»,
«Либресс» и «Данона»...
Об одном я молюсь:
пусть любимую не привлекут -
Безупречна она,
безнадежно она невиновна!
ГОРДЫНЯ
Сын лет больных и нравственный калека,
Усёк я всё же основную суть:
Мир не на трех китах стоит от века —
На том, что все гордятся чем-нибудь.
Замри в восторге — правит бал гордыня!
Стена гордится, что стоит стеной.
Ценой гордится рыночная дыня.
Сортир — своей стерильной белизной.
Горды своей доступностью вершины,
А мягкие места — тем, что мягки.
Умом своим гордятся дураки,
А нищие — мошной или машиной.
Горд вор в законе, что за ним — закон.
Гордится Рубик, что придумал кубик.
И женщина — тем, что меня не любит.
И грешный аз — тем, что в неё влюблен.
* * *
Мой ангел пешком плетется,
В московской толпе плутает.
Ему — это видно сразу —
Неловко и неуютно.
Вслед шепчут: «Ангел-то падший!..»
Хотя и не падший вовсе —
Упавший он, бедолага:
Крыло на лету подбито
Завистливым чьим-то взглядом.
ТУМАН
Запинаюсь, как пьяный,
О дорогу свою.
В этом царстве тумана
Я бреду, как стою.
Скулы сыростью лижет
Эта хмарь-пелена,
И за деревцем ближним
Словно пропасть без дна.
Слепота меж домами,
Что в полсотне шагов,
И не видно в тумане
Ни друзей, ни врагов.
Ни прекрасного завтра.
Ни плохого вчера.
Ни презренного злата,
Ни людского добра.
Не услышишь, как Сирин
В двух шагах пролетит.
Не заметишь осину.
Где Иуда висит.
У природы, как видно,
Помутненье ума:
Не светло и не стыдно —
Лишь туман да туман.
* * *
«Мы друг друга давно не видали...»
Что ты, строчка, засела в уме?
Телепатия? Только едва ли
Кто-то вспомнил сейчас обо мне.
Время заполночь. Все почивают
Накануне рабочего дня.
Отчего ж меня одолевает
Беспокойная фраза одна:
«Мы давно не видали друг друга»?
Я ведь многих давно не видал!
Повидаться-то нынче не штука.
Да устраивать глупо аврал.
Разве к спеху? Не к спеху, конечно!
И о том ли болеть голове!
Я ни с кем не прощался навечно
Из живущих во граде Москве.
Вот еще не хватало печали!
Телефон под рукою всегда...
«Мы друг друга давно не видали» —
Как на темечко каплет вода.
Может, завтра же на перекрестке.
Ритмом дня делового гоним,
Не замечу, как память прервется.
Пересекшись с разбегом стальным.
На мгновение кровью согрею
Равнодушный затоптанный снег.
И уже пожалеть не успею,
Что ни с кем не простился навек.
ВЛАДИМИРСКИЙ ТРАКТ
На лихих, на крутых, окаянных ветрах
Сам себе я устроил Владимирский тракт.
И названье придумал ему, и по нём
Версты шагом, как плугом, пашу день за днем.
По этапам надежд, по этапам утрат
На подошвах тащу свой Владимирский тракт.
И звенят, как награды мои за труды.
Кандалы и войны, и любви, и нужды.
Думал я: съединит мой Владимирский тракт
Обреченный, в себе разделившийся град.
Но сильнее родства оказалась вражда —
Не туда своротила его, не туда.
То ли был изначально направлен не так
Поднебесный, земной мой Владимирский тракт?
Даже мрачный, но всё же обжитый централ
Он невесть почему стороной миновал.
Указания карты, пророчества карт
Спутал и переврал ты, Владимирский тракт.
Ни звезда и ни крест не пошли тебе впрок.
Предал Запад тебя — и не принял Восток.
* * *
Так исполнены тоски
Эти клики журавлиные —
Будто длительные, длинные
Телефонные гудки.
В заколдованном кругу
Одиночества кромешного
До любви, до милой женщины
Дозвониться не могу.
Болью нежность бередя,
В нищей роскоши рябиновой
Где тебя искать, любимая.
На исходе сентября?
Слюдяной растит стеной
Осень версты бездорожные,
И сигналит всё тревожнее
Клин высокий надо мной.
Но всё ту же немоту
В поднебесном слышу проводе.
До судьбы, до милой Родины
Дозвониться не могу.
То ль нетрезвым смутным сном
Спит, испив кручину жгучую,
То ли долю ищет лучшую
Для души в краю ином.
Так исполнены тоски
Эти клики журавлиные!
Будто длительные, длинные
Телефонные гудки.
Снова номер набери -
Нынче время ожидания.
Потому что в дали дальние
Улетают журавли.
* * *
В долгих, как небо, русских полях
Ветры поют монотонные.
Пусть тебе светлый нашепчут шлях
Звезды мои темные.
Мерят полынно-ковыльную грусть
Ноги твои необутые.
Добрым ковром их пестует пусть
Нежность моя лютая.
* * *
Что в мире, что в стране
Сам черт не разберется...
А у меня в окне —
Рябина да береза.
Бал правят ложь и страх.
Алчба, злоба, гордыня...
А у меня в глазах —
Береза да рябина.
И ежли даже жизнь
Смурна и нетвереза.
Мне говорят: «Держись!»
Рябина и береза.
Ветвями обнялись...
И видятся едино
Березы желтый лист.
Багряный плод рябины.
Не упаду с коня,
Не полечу с откоса:
Оберегут меня
Рябина и береза.
Двух душ родных дары
Моей душе хранимой:
Береза — от сестры,
Рябина — от любимой.
* * *
Наверно, я устал от расставаний.
От верстами поросших расстояний.
От злости, от забвений, от измен.
Не молодость уже, еще не старость...
Наверно, это всё, что мне осталось, —
Благословить тебя, моя усталость,
От суеты внезапно протрезвев.
Твой черный хлеб посолен очень круто
Стыдом прошедших лет. Но почему-то
Мне так нужна сегодня эта соль!
Наверно, я дозрел до горькой воли:
Не примерять к себе высокой доли,
А день за днем служить земной юдоли —
И возвышать служением юдоль.
Из будних дел, подобных вязкой глине,
Как миски и горшки, лепить святыни,
Вращая круги трудные своя
Испачканной звездою пятиперстой...
Над бездною безверия разверстой
Мне крыльями в плеча врастает крест мой
Отечество, работа и семья.
* * *
Есть у меня любовь — верный костер.
Есть у меня дети — завтрашний день.
Есть у меня ремесло — пеший мой путь,
Отца и матери заповедь — хлеб ржаной.
* * *
Как будто бы взошла подобьем злака,
Нерукотворной силой родилась.
Дождем и солнцем вызвана из мрака
Владимирская каменная вязь.
Березами взросли из недр России
Родные дети неба и земли —
Владимира Ворота Золотые,
Храм Суздаля и церковь на Нерли.
И белоснежье стен, резьбой увитых.
Под облаком, плывущим в небеси.
Над тихим полем — как морозный выдох
Мольбу творившей Господу Руси.
Они чисты, они полны свободы.
И кажется, что в глубине веков
Неотделимы были от природы
Глаза и руки русских мастеров.
Не в том ли естество твоё, Россия, —
Цвести любя, плодоносить терпя!..
Как будто женщина тебя носила,
Звезда и почва создали тебя.
* * *
Сквозь ветер, сквозь вешнюю вербу
По веку, где встретил тебя,
Я новорожденную веру
Несу, как родное дитя.
Разбил я безверия чашу.
Которую выпил до дна.
Душа моя — больше не ваша.
Слепые мои времена.
С лихвою пройдя половину
Пути своего по земле,
Я боль замесил, будто глину,
И вылепил веру себе.
Судимый сто раз и отпетый,
Я с ней не расстанусь уже.
Хоть ноша блаженная эта
Ещё непривычна душе.
* * *
Что судьба моя без вас,
Соли пуд и счастья час.
Светоч веры вечной,
Ветка вербы вешней!
* * *
Не захлебнусь беспросветной тоской,
Верю я — смутное время растает.
Сгинет ненастье, вёдро настанет.
Вижу: над Родиною высоко
Звезды, как ласточки, в небе летают!