Елене Прививковой
мой «черный хлеб родства»
посвящаю
мой «черный хлеб родства»
посвящаю
I. Жизнь, вся вода твоя – святая!
* * *
Я жизнь хочу прожить, как я хочу,
Не как велят дебилы и уроды!
Пусть будет мне в отмеренные годы
Друг по душе — и ворог по плечу.
Я жизнь хочу прожить, как я хочу.
Не как стоят замшелые пруды,
А как с предгорий к морю рвутся реки,
Где молнией, мгновенной и навеки,
Форель выпрыгивает из воды...
Не как стоят замшелые пруды.
Хочу прожить для всех, кого люблю, —
Хочу, чтоб было их как можно боле!
Чтоб дни сжигать и нежностью, и волей,
Прислушиваясь к сердцу — не к рублю...
Хочу прожить для всех, кого люблю.
* * *
Не делите меня!
Я прошу: не делите меня,
Дом, в котором живу,
и работа, которую знаю,
Ты, соленое море,
волнуясь и катер креня,
И бессильная горечь,
невысказанная и злая.
Не делите меня.
Принимайте меня целиком,
Мама — ты ведь растила,
жена — ты ведь все-таки любишь,
Вместе с верой моей
и способностью быть дураком,
С неказистым талантом,
который за деньги не купишь.
Не делите меня,
Беларусь и столица Москва,
Не делите меня,
ревность долга и ветреность воли,
Не делите меня,
обнаженный асфальт и трава,
Ибо долю мою
невозможно разрезать на доли.
Не делите меня:
что разъято на части — мертво,
И не выведет химия
формулу красной калины.
Не делите меня!
Если нужен — берите всего,
Ведь и вы для меня
неделимы — и неразделимы.
* * *
ЗАВИСТЬ
Всех святотатств исток и завязь,
Глубинный корень всех злодейств,
Я воспою тебя, о зависть,
За то, что ты на свете есть.
Ты правишь бал, ты толпы движешь,
Тебе — хвала, тебе — ура!
Ты звездочетам пятки лижешь
Огнем святейшего костра.
Идут полки, тобой терзаясь,
Чужие страны воевать.
Ты на земле бессмертна, зависть,
Поскольку любишь убивать.
Как будто смертные обиды
Тебе любовь, талант и честь.
Но прежде всех тобой убиты
Те, в ком ты есть, те, в ком ты есть.
Они не могут жить, не зарясь,
Не пресмыкаясь и не злясь.
Благодарю тебя, о зависть,
Что ты с врагом моим сошлась!
А если нож мне в спину всадят
И мир качнется, помутнев,
Я прошепчу: «Спасибо, зависть,
За то, что нет тебя во мне...»
* * *
Перед собою не солгу —
Грех от себя скрывать, —
Что я на свете всё могу:
Дарить — и продавать.
Я всё могу: и жизнь прожить,
И после умереть,
Мосты сжигать, царям служить —
И со стыда гореть.
Стеной стоять, травой расти,
Всё помнить, всё забыть...
Звезде молитву вознести —
И на луну завыть.
* * *
Пью жизнь — из рек её, колодцев,
Из ясных дней и темных дней...
Чем больше пью — тем горше пьется,
Тем жажда глубже и сильней.
Пью там, где будущее с прошлым
Сливаются в один поток.
Еще глоток! Пусть даже тошно,
Пусть ядом полон мой глоток!
Жизнь, вся вода твоя — святая!
Ты даже в боли — торжество...
Покуда всё не испытаю —
Не откажусь ни от чего.
* * *
ТАЛЫЙ МАРТ
Талый март —
лихорадка природы
в предчувствии радости синей,
злой азарт,
что за миг перед стартом
дерет мотогонщику спину.
Крик ворон
поутру над скелетами черных сугробов,
поворот —
тот что душу уносит из стылой печали суровой.
С якорей,
будто с привязи свора,
сорвались инстинкты и нервы.
«Поскорей!» —
торопливы порывы,
как мокрые мартовы ветры.
Снова страсть
обернулась пороком, забыла уроки морали.
Снова грязь
открывают снега,
чтобы завтра потоки сожрали.
* * *
ЗВЕЗДА ВЕНЕРА
Ночь — точно нож. Я чую — дрожь
Прошла по нервам...
Меня ты пуще солнца жжешь,
Звезда Венера!
Я не скажу, что жилой слаб,
Но — на аркане.
И ты — мой рок, и я — твой раб,
Маяк желанья!
Днесь, как две тыщи лет назад,
Ты жалишь светом.
И только евнух мог назвать
Тебя — планетой!..
Без жалости и без стыда
Тропою вепрей
Ты волочишь меня, звезда,
В такие дебри!..
Звезда, срамница, отвяжись,
Прикройся тучей!..
Нет! Отравил и кровь, и жизнь
Мне жадный луч твой.
Люблю тебя! Что впереди, —
О том не знаю...
Но коль ведешь — так уж веди
Не покидая!
ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
Сдержи свою хмельную жажду,
Которая сродни вражде:
Пусть озеро тебе покажет
Тебя же в утренней воде.
Предъявит, позабыв проснуться,
Задумчивого двойника...
Не торопись его коснуться
Во имя жадного глотка.
Такое ясное, нагое
Лесное это озерцо...
Не потревожь его покоя,
Не уничтожь свое лицо.
* * *
...Эти сутки густые,
где в каждый минуте теснятся
Заморочки, загвоздки,
запарки и просто дела!
Я всегда тебя жду.
И не нужно тебе объясняться,
Если нынче прийти
ты сулилась, да вдруг не пришла.
Эти пестрые будни,
где зной прорастает сквозь холод,
Год роняет листву,
а мгновенье спешит расцвести...
Я всегда тебя жду,
и особый не надобен повод,
Если вдруг ты захочешь
и если ты сможешь прийти.
* * *
Вся Вселенная в звездах сирени —
Тьма созвездий, сошедших с ума...
У природы — припадок цветенья,
Именуемый нами «весна».
Он проходит бредово, бессонно,
По ущелиям улиц клубясь, —
Словно буйство любовное, словно
Трудороссов бунтующий глас.
Что-то будет, и будет ли что-то?..
Сквозь сирень мы летим без руля.
Но из ревности после полета
Убивает пилота земля.
А раздумывать — глупо и поздно,
И не взмолишься: «Останови!!!»
Запах грозди, мохнатой и звездной,
Как азот, закипает в крови.
* * *
Скитается по морю Одиссей,
Блуждает по пустыне Моисей...
А вот — смотри — кружит моя душа,
Безумства совершая и греша,
В лесу влечений темных и пристрастий,
Где полумрак корявый тропы застит
И взгляд слепит, чтоб выйти я не мог
На вольный свет из сумеречной глуби...
А ты — не тот ли ведьмин огонек,
Что выведет меня — иль вовсе сгубит?
* * *
Меня недаром пощадили пули
И сердце до сих пор не подвело —
Чтобы однажды в суете и гуле
Отпить глазами глаз твоих вино.
И разом охмелеть, и растеряться —
Как будто вдруг поднялся по тропе
На перевал, к границе святотатства,
На грань нежданной нежности к тебе...
* * *
Хищная звезда, как будто птица,
Круг замкнет, паря над головой...
Кто-то на Земле навек простится
В миг свиданья нашего с тобой.
УТРЕННЯЯ ГАЗЕТА
С Япониею Штаты из-за пошлин
Ломают копья насмерть — кто кого?..
А я тебя люблю, чем дальше — больше,
И это для меня важней всего.
Два капитана бравых к мере высшей
За катастрофу приговорены...
А я тебя люблю, чем больше — чище.
Тем виноват, и счастлив от вины.
Сдан новый дом с оценкою хорошей —
На тысячу и более семей...
А я тебя люблю, чем чище — горше,
И чем непоправимей — тем верней.
Благоухает краскою газета,
Калейдоскопом жизненным слепя...
Читаю всё. Здесь каждый факт — примета
Эпохи той, где я люблю тебя.
ПОСВЯЩЕНИЕ
В океане и на берегу
Только это не блажь и не ложь.
Я прожить без тебя не смогу,
Ну а ты без меня проживешь.
И когда расстаемся опять
Мы с тобой в холода или зной,
Значит, вновь тебе птицей летать,
Мне — в плену быть у тяги земной.
Мне иная стезя не дана —
Только та, что с тобою вдвоем...
Для меня ты, как небо, одна,
Я — лишь облако в небе твоем.
Нужно мало для счастья тебе —
Целый мир от цветка до звезды...
Но как много мне нужно в судьбе —
Только ты, только ты, только ты.
* * *
Эта странная птица — тоска —
Над моей суетою витает.
То в глубинах высоких растает,
То внезапно порхнёт у виска.
Как стремительной кисти мазки,
На холсте поднебесной свободы
Остаются безумные взлеты
И крутые сниженья тоски.
И крыла ее — пальцы слепца —
Из незрячей прорвавшись коросты,
Ощущают соленые звезды
На щеках дорогого лица...
* * *
Не искушать бы мне судьбу,
не гладить против шерсти,
С обрыва в пропасть не смотреть,
чтоб не сорваться вниз...
Ведь ты же — женщина моя,
и ты со мною вместе —
Зачем, обняв тебя, шепчу:
«Любимая, вернись...»?
Я тыщу лет тебя не знал,
но в прошлом эти годы...
Зачем же чудится порой,
что время вспять пойдет,
И вновь нагрянет встречи день,
став датою ухода,
И черный дождь из рек ночных
на небеса падет?
Шепчу нелепые слова,
счастливый день тревожа,
Но ты пойми, не удивись,
прости, не рассердись:
Ведь если вправду ты уйдешь,
тогда уже не сможет
Тебя вернуть моя мольба:
«Любимая, вернись...»
* * *
Строчки кривы, и почерк поспешен —
Это жизни исписанный лист...
И опять я перед женщиной грешен —
Даже если пред Господом чист.
Вновь мне сердцем гнедым спотыкаться
Средь корней и болотных огней...
Но целебно, как горечь лекарства,
Чувство вечной вины перед ней.
Век безумный пути мне корежит,
Лжет и бредит, шипит и свистит...
Мне простить эта женщина может
То, что даже Господь не простит.
ЭРОС
...Как я этого хотел:
Охнув, вынырнуть с тобою
Из пурги слиянных тел
К двуединому покою.
Снегом выпавшим уснуть,
Улыбаясь бездыханно...
В темноте, как Млечный путь,
Нагота твоя туманна.
* * *
Как они непомерны, морозны, пусты,
Бездны мрака, что в небе блистают!..
Долетит ли мой вздох до ближайшей звезды
Или на полдороге растает?
В миг объятья, которого нету тесней,
Вдруг пространство и время исчезнет...
Но дойдет ли мой вздох до любимой моей
Или в близости канет, как в бездне?
ОЩУЩЕНИЕ
...И так мне по тебе затосковалось,
Как будто вдруг в июле льдом сковалась
И замерла тягучая река
На долгие года или века.
Незрячим сделала меня тоска
И сквозь толпу, не говоря ни слова,
Влекла, как поводырь ведет слепого...
Но разом — зрение вернула снова,
Иной, невероятной остроты.
И прямо мне в глаза взглянула ты
Любимыми, печальными глазами.
Они мне молчаливо всё сказали:
Что мне твоя тоска передалась,
Твоя рука вести меня взялась,
Твое истосковавшееся тело
Меня за сотни далей захотело
И с тесных простынь пламенем взлетело,
Теряя над самим собою власть...
Мне так вдруг по тебе затосковалось,
Что в скалах Пресни море заплескалось
И ласточка сквозь годы пронеслась!
* * *
Мне сигналы твоя посылает любовь
Сквозь леса верстовых белоствольных столбов.
Сквозь простор, уплотнившийся до густоты,
Как в подводную лодку сквозь толщу воды,
Долгой молньей безмолвной
во мраке скользя...
И поверить боюсь, и не верить нельзя,
Что, пространство, как прядь от лица,
отстраня,
Ты так нежно, так жадно ласкаешь меня!
Как легко под горячим, под зрячим лучом
Не печалиться и не жалеть ни о чём –
Лишь о том, что раздельного прошлого кладь,
Как одежду снимали, друг с друга не снять...
* * *
Жизнь нескладная,
быть может, все же сложится,
Если сложится портрет на полотне...
Дорисуй, моя нежданная художница, Что досель не дорисовано во мне!
Ты такая молодая и красивая,
Так неистово резки твои мазки!
Ты с такой меня рисуешь юной силою,
Будто чистишь от слежавшейся тоски.
Мне за прошлое и горестно, и соромно,
Но с надеждой пред тобою я стою...
Чудо-женщина, что мною нарисована,
Светом собственным рисует жизнь мою.
СТРАНИЧКА ИЗ ДНЕВНИКА
Наломаем полночной сирени
И надышимся, души губя...
Ты — из правил любых исключенье,
Мой удел — уповать на тебя.
Эти грозди подобны прибою.
Слава Господу — не устоим!
Не с тобою живу, а — тобою,
Неожиданным миром твоим.
Нет на свете пьянее напитка,
Чем сирени кипучий набег.
Ты — последняя в жизни попытка
Полюбить — и впервой, и навек...
НЕСКУЧНЫЙ САД
Пойдем с тобою в наш Нескучный сад,
Который нас приветить будет рад,
Смешав коктейль из солнышка и тени.
Там втайне от вселенской суеты
Растут и пахнут яркие цветы —
Желание и удовлетворенье.
Как меж дерев, среди ночей и дней
Там выпустила страсть узлы корней
Наружу, поперек тропинок сада.
Двойным видением пройдем с тобой,
Где шелестят травою и листвой
Касанья наши, шепоты и взгляды.
Я знаю: мы в Нескучном том саду
Сорвем в пруду намокшую звезду
И, может быть, про будущее спросим,
За лепестком срывая лепесток...
Но не поверим, что всему свой срок
И что когда-нибудь наступит осень.
* * *
Такая прошла непогода —
Ни прозой сказать, ни стихом…
Гуляла стихия вольготно
В своем опьяненье лихом!
Разверзлись небесные хляби —
И дождь хулиганил, и ветр.
Вовсю, во вселенском масштабе —
От мокрых созвездий до недр!
Косматые молньи лупили
Во всё что попало во мгле...
А мы в это время любили
И были одни на земле.
* * *
Сновидение слетело
На тебя. А я не сплю...
Твое худенькое тело
Я без памяти люблю.
И когда его целую,
Словно воду родника, —
То с тобою говорю я.
Нет понятней языка!
В красной радости греховной
И в зеленой дымке сна —
Плоть любимой так духовна,
В ней душа растворена!
Она светится сквозь кожу
Лба и щек, груди и плеч...
Тихо дремлешь ты на ложе,
Словно в книге дремлет речь.
* * *
Ты сладко спишь, в плечо мое дыша...
Даруй, Господь, навек минуту эту!
Суть женщины — владеть, принадлежа,
И, покорясь, торжествовать победу.
Сказать боюсь о женщине: «Моя!».
И в той ночи, когда она со мною,
И на заре — она всегда ничья,
Она и не своя сама порою.
Но лишь во власти твоего тепла
Сумел понять я, что на свете значу.
Себя обрел, когда обрел тебя.
Что станет, если я тебя утрачу?.
* * *
На дерюге у двери займу свой пост —
Не любовник и не муж — твой верный пес.
Счастья этого — стопы твои лизать —
Ни любовнику, ни мужу не узнать.
Ночью поздней, красный высунув язык,
Перейду на человеческий язык
И скажу, пока ты спишь, о том, что вдруг
Стало тошно мне от ласк окрестных сук,
Что украдкой заползаю под кровать,
Чтобы стоптанный твой тапок обнимать.
В сивой шерсти, точно ветер меж травы,
Шелестят прикосновения твои,
И, от них сходя с ума, как от кощунств,
По наклонной пёсьей плоскости качусь.
Ты прости меня за эти словеса,
Недостойные порядочного пса.
Но на лучшую из сахарных костей
Не сменю собачьей жизни я своей.
* * *
Наведя на дома и деревья
Протяженный и медленный взгляд,
Постигаю науку терпенья,
Как созревшие годы велят.
Так под осень прозревшие воды
В молчаливом пространстве пруда
Набираются тайной свободы,
Простоты наливного плода.
И душе отворится отрада:
Ждать, как ждут просветленья времен,
Эту женщину тихую рядом,
Будто с ней на сто лет разлучен.
* * *
Шепнула жизнь: «Запомни!»
И неброско
свела во впечатлении одном
любимую у зеркала с расческой
и розовые клены за окном.
Светились тихо в скудости квартиры,
что живописью я не баловал,
простые два шедевра,
две картины:
квадрат окна
и зеркала овал.
МЕРА ЛЕТ
Потерям нынешним не веря,
Восторгам нынешних побед,
Я привыкаю мерить время
Не мерой дней, но мерой лет.
Быть может, отрешась от чисел,
От точности календарей,
Я полномочия превысил,
Природой данные моей, —
Забыл о том, что я не вечен,
Из тьмы пришёл и кану в темь,
Что уникальностью отмечен
И невозвратен каждый день…
Но, силой медленного хода
Свои вращая шестерни,
Мне щедро возвращают годы
Всё то, что отобрали дни.
Как будто памяти фантомы
Жизнь обретают во плоти –
Вновь, этой силою ведомый,
Придёт, кто поспешил уйти.
Пусть дни, спеша, нагромождают
На душу вороха сует –
Я знаю, что они растают
В спокойном, сильном свете лет.
Ах, годы! Вы – не сладость яда,
А горечь честная лекарств…
Но грянут вдруг, как слово «надо!»,
Слова «сегодня» и «сейчас».
* * *
У меня — ни крыши, ни гроша,
Лишь полжизни, прожитые зря.
Да еще гитара и душа —
Два слепых моих поводыря.
У меня — ни хлеба, ни тепла,
Только черный лес, да лунный наст,
Да любовь, что трижды предала,
Но, быть может, больше не предаст.
Ни земли, ни неба у меня,
Я кругом в немыслимом долгу...
И, как жар вчерашнего огня,
Я тебя на завтра берегу.
КАРАДАГ
Золотые ворота у Черной горы,
Скалы острые —
будто из камня костры...
От вулканов,
что ветром развеяны в прах,
И от корня кораллов рожден Карадаг.
Этот грубый обрыв,
тот корявый отрог
Как письмо
из немыслимо древних эпох.
Хмурой вечностью
каждый твой высечен знак,
Киммерийский, кремневый, крутой Карадаг!
Возле горькой, как пот, черноморской воды
Дремлют боги,
свершив сотворенья труды.
И клубятся по склонам
дыханием сна
Лохолистная груша,
дубняк и сосна.
Как трагична
застывших страстей красота!
Вставшей дыбом тропою
пришли мы сюда,
Чтоб мгновенье свободы своей скоротать
На суровой звезде,
что зовут Карадаг.
ГЕНУЭЗСКАЯ КРЕПОСТЬ
Над пляжным Судаком — суровая
Фортеция средневековая.
Она насупилась челом,
Воспоминая о былом.
В свод неба крымского впечатана
Своими башнями зубчатыми,
Стоит у моря — вековой
Безмолвной консульской вдовой.
Но душу хмурой красотой она
Влечет, как будто — не построена,
А просто выросла сама
Из каменистого холма.
МОЖЖЕВЕЛЬНИКИ
Хвала тому, кто Жизнь из мрака выткал
Мильоны лет назад, — он был поэт!..
Есть роща можжевельников-реликтов
В поселке под названием Новый Свет.
В соленый известняк вонзая корни,
Где не растет почти что и трава,
Живут настойчиво и непокорно
Трагические эти дерева.
Живут, изнемогая без движенья,
Страдальчески и яростно ветвясь —
И кривы, как игра воображенья,
И напряженно-жилисты, как страсть.
И к небесам бунтарский их молебен
Ветвями скрученными вознесен...
Недаром же так жгуч и так целебен
Пронзительный, смолистый запах крон.
Так явственна боль бытия немого,
Так сильно выкрикнуто естество!..
И если впрямь вначале было Слово —
Они суть иероглифы его.
Как много правды в них, как много сути!
Быть может, это племя древ кривых
Куда как боле личности, чем люди,
Явившиеся поглазеть на них.
КРЫМСКАЯ ФАНТАЗИЯ
В этот час
уже дрыхнут Москвы этажи...
А в Тавриде,
в просторе морском
развлекается полночь,
метая ножи, —
Это звезды идут косяком.
Там, где черным драконом
храпит Карадаг,
Плещут сферы небесной миры —
Пляшут, прыгают,
блещут, трепещут в волнах,
Будто в буйстве любовной игры.
В этот час рыбакам
не до снов, не до слов.
И с охотничьим блеском в глазах
Ставром, эллином, турком
выходят на лов
Генуэзец, татарин, казак.
И с артелью лихою,
где все во хмелю,
Хоть совсем ни при чем тут вино,
Звезды в горькой волне
я руками ловлю
И кидаю в шаланду на дно...
Лишь под утро с путины
к тебе я приду —
К теплой, сонной, моей, молодой.
И хвостатую, с запахом моря звезду
Положу осторожно в ладонь.
КОКТЕБЕЛЬ
Ходом времени счастье не мерят —
Здесь эпохи мгновеньям равны...
Коренастый, медлительный берег
Обнял зыбкие плечи волны.
Так прильнули, как будто бы вскоре
Им разлуку созвездья сулят...
Над свиданием берега с морем
Парапланы и чайки парят.
* * *
Снег нынче не идет, а — происходит.
Свершается. Творится. Настает.
Как будто бы концы с концами сводит
Душа земли, уставшей от пустот...
Но чьи щедроты мне, скажи на милость,
Благословить в судьбе своей чудной
За то, что ты настала, приключилась,
За то, что ты произошла со мной?..
* * *
...А будь я в стихах декадент и пижон,
Видать, написал бы сегодня,
Что снег так несвеж, нездоров и тяжёл,
Как будто бы он прошлогодний.
Но мне, поелику тебя я люблю,
С хандрою не хочется знаться!
Тебе я из мокрого снега слеплю
Веселого толстого зайца.
* * *
То оттепель, то гололед,
То солнце с морозцем, то вьюга.
И смена тональностей духа —
В согласье со сменой погод.
А может быть, это опять
Природа тебя опекает —
Капризам души потакает,
Как хворому мальчику — мать?
* * *
Снегопад в наших горестях не виноват...
И могло написаться лет двадцать назад —
Простодушно, не хворо:
«Словно ворохом мягких, неслышимых нот,
Снегопад засыпает бессонную ночь
И баюкает город...»
Но сегодня страшны мы себе, как чума.
И пикирует с ревом немым на дома
Снегопад с небосвода.
Вдруг разряд подсознания грянет, как гром,
Что ковровой бомбежкой всемирный Содом
Накрывает природа.
Не ослепнуть, не спятить бы в этом снегу!..
Вздрогнув, оторопь темную превозмогу
От ожога, что нажит...
А когда наваждение прочь прогоню,
Снегопад на бессонную душу мою
Легкой тяжестью ляжет.
* * *
Забыв о давешних следах,
Как чистый лист, лежит пороша,
Хорошее тебе пророча
В своих сокрытых письменах.
Пускай невзгода и тоска
Сегодня сгинут прочь из сердца!
Есть для того простое средство —
Слепи себе снеговика,
В просторное вернувшись детство,
Слепи себе снеговика!
Он глянет угольками глаз
С наивной верой и восторгом
И поведет тебя к истокам,
Где все взаправду — в первый раз,
Где Млечного Пути река
Течет над полночью бессонной.
Из этой песни немудреной
Слепи себе снеговика.
...Ты из души моей влюбленной
Слепи себе снеговика.
* * *
Мы проходим с тобою
по странному, чуждому миру,
Где цикады молчат,
где цикута цветет, как в бреду,
Где кругом объявленья:
«Меняю звезду на квартиру»,
Но никто не желает
квартиру сменять на звезду.
Мы проходим бессмысленной чащею
чёрного сброда,
Где в потемках тупых
ни Есенина нет, ни Басё.
Эта смутная заросль
себя называет «свобода».
Лишь упрямство любви
нас от этой «свободы» спасет.
Только с ног бы не сбили
и за плечи нас не схватили
Корни тайных неправд
и колючие лапы обид...
Я проснусь и увижу:
ты — рядом, и в нашей квартире
Будто ландыш, мерцая,
звезда в изголовье стоит.
ПОЛЮСА
Опять твои заплаканы глаза,
Опять во мне обида, как хвороба…
Но разве мы враги?! Мы — полюса,
И оттого так мучаемся оба.
И каждый из счастливых наших дней
Не оттого ли добываем с бою?
Но вижу я — чем ближе и родней,
Тем противоположней мы с тобою.
Кто прав из нас — попробуй разбери.
Определи попробуй — кто неправый.
Как славно жить, наверно, без любви —
Спокойной жизнью, ровной и нейтральной,
Не ожидая никаких чудес,
Зато не плача, не казнясь, не ссорясь.
Но я — твой полюс. Я абсурден без
Тебя, моя любимая, мой полюс.
НЕПОНИМАНИЕ
Опять, как чье-то злое колдовство,
Непонимание
стеной стоит меж нами.
И снова мы постылыми словами,
Спеша разрушить, лишь крепим его.
И я умен, и ты добра — не так ли?..
Но бьемся, будто рыбины об лед.
Непониманием
бронировать бы танки —
Их ни один снаряд не прошибет.
* * *
Когда с тобой в раздоре мы,
Я немощнее инвалида...
Пускай дадут мне год тюрьмы
За каждую твою обиду.
Я с радостью туда пойду!
Лишь только б ты меня простила,
Лишь только бы, хоть раз в году,
Ты на свиданье приходила.
БАБЬЕ ЛЕТО
Мы с тобою вдвоем,
А вокруг на сто верст, на сто лет никого —
ну и пусть!
Надышусь сентябрем —
На сто лет надышусь,
захлебнусь сентябрем, захлебнусь.
Прошуршат по листве
То ли ветра шаги, то ли дождь,
то ли дрожь прошуршит.
По усталой траве
Будто чья-то душа,
словно чья-нибудь жизнь пробежит.
Не придут холода!
Этот день — навсегда,
этот свет, эта ночь у костра...
Навсегда, навсегда,
Навсегда, навсегда,
навсегда, навсегда. До утра.
СВЕЧА
Был огонек не больше ноготка.
Казалось, тьма ему не подчинится,
Она сильнее... Но от огонька
Глаза блеснули на чумазых лицах.
Мрак отступил, как на море волна,
Когда отлив. И все свои химеры,
Причудливые формы и тона
Нам предъявила Скельская пещера.
А лепесток огня — он трепетал
На тонком, бледном стебле стеарина,
И был здесь полноправным властелином,
Как будто бы не просто освещал,
А создавал, лепил из ничего
Ведь этот странный мир люстр, статуй, арок,
Колонн и алтарей, и, как подарок,
Вручал нам, и одушевлял его.
Свеча мерцала, и процесс горенья,
Приевшийся в обыденности нам,
Здесь, под землей, был как процесс творенья,
Доступный лишь художникам, богам
И женщинам... Но жест неосторожный
Убил огонь свечи. Мгновенно темь
Смела в небытие все то, над чем
Она так потрудилась. И тревожно
Подумал я: не дай мне Бог — в беде,
В отчаянье ли, горечи — разрушить
И утопить во мраке тела душу,
В ней загасив свечу любви к тебе.
В ДЕНЬ, КОГДА...
В день, когда ты меня обманешь,
Мир не свалится под откос,
Не погаснет свет, и с ума не
Спятит время, и Крымский мост
Не взлетит на воздух, и даже
Не качнется огонь свечи,
И в кварталах многоэтажных
Не проснется никто в ночи —
Только я, всё почуяв сразу,
Глубоко вдохну, чтоб шепнуть:
«Будь ты проклята век!» Но фраза
Оборвется на слове «Будь...»
ЗАКЛИНАНИЕ
Спасенье ты мое или отрава,
Свет — или ослепляющая мгла, —
Любимая на всё имеет право,
Иначе бы любимой не была!
Правдива ли твоя дурная слава,
Суть или маска — злой и глупый смех,
Любимая на всё имеет право —
Всех выше вознестись, пасть ниже всех.
Будь королева ты или шалава —
Какой захочешь, той тебе и стать.
Любимая на всё имеет право:
Освобождать от боли — и пытать.
Пусть властвует тобой и как забаву
Твою любовь использует другой,
Любимая на всё имеет право —
И право чьей угодно быть рабой.
Предав, солгав — пройдешь ты гордой павой...
Что ж, хочется душой кривить — криви!
Любимая на всё имеет право —
И даже быть не стоящей любви.
Суд надо мной верши, твори расправу,
Будь в ярости ли, в милости слепа...
Лишь одного ты не имеешь права —
Мне приказать, чтоб не любил тебя.
Ко второй части